По пути в Петербург

Название: "ДОРОЖНАЯ ЗАРИСОВКА. Из Парижа в Петербург"
Автор: Северная (она же Валерия)
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор, горький...
Герои: Петр Черкасов и остальные
Отказ: не ищу никакой коммерческой выгоды
Замечание: стихи цитируемые в тексте в то время уже были написаны

   От Автора: Жанр мне все-таки определить не удается. Написано было, когда слишком под впечатлением от того что преподнесли нам сценаристы и главное что продолжали творить. Знать бы какая трава так торкает. Поэтому на душе было горько, а значит и с юмором туго.

****

Кибитки медленно едут по черной грязи, которая видимо и представляет из себя дорогу. Вокруг насколько хватает взгляда тянутся бескрайние укрытые снегом поля с темными заплатами иногда попадавшихся рощиц.

Александр I, нынче солист трупы актеров под странным названием "Адъютанты любви", репетирует, усевшись в уголке повозки и подсунув себе под руку подушу для опоры.

- Если б милые девицы
Так могли летать, как птицы,
И садились на сучках,
Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девочкам
На моих сидеть ветвях.
Пусть сидели бы и пели,
Вили гнезда и свистели, Выводили и птенцов;
Никогда б я не сгибался,
Вечно ими любовался,
Был счастливей всех сучков...

- Гм, гм… Черкасов, - обращается он к через колышущееся в такт занавески к Петру, ехавшему верхом за кибиткой государя, - друг мой, вы бы хотели быть счастливым сучочком?

- Никак нет, Ваше Величество, счастливым меня может сделать только наше скорейше возвращение в Петербург, - Черкасов хмуро, уже скорее по привычке, оглядывает окрестности.

- Вечно ты, Петруша, не о том думаешь, - ехавший рядом Толстой, морщится и старается слегка переместить свой вес с пятой точки на другое место, - Венера, конечно, кобыла из кобыл, но сейчас Платону Толстому кажется, что наш роман слегка затянулся.

- Отчего же, Платон Платоныч, - из ехавшей следом за ними повозки резво высовывается Варвара Петровна, - мне кажется, что именно сейчас вы и должны быть счастливы. Вечером вино и незатейливые беседы с местными аборигенами, днем ваша кобыла, разве не об этом вы всегда мечтали?

- Варвара Петровна, ну что вы за барышня, Платон Толстой по-вашему неотесанная дубина, а я между прочим ...

-Толстой!!! – не выдерживает Лугин, - может хватит вам с Варварой Петровной спорить, от тебя уже голова трещит, а еще нет и полудня.

- Мишель! – в унисон возмущаются барышня Ланская и поручик Толстой, последний оказывается громче, поэтому он и продолжает, - Я никогда не прерываю тебя, когда ты разговариваешь Варварой Петровной, потому что Платон Толстой уважает…

- Что это там, виднеется? – Черкасов встрепенувшись привстает на стременах, мечтая чтобы они все наконец замолчали.

- А? Где? - Толстой начинает вертеть головой, рукой нащупывая саблю.

- Нет, видимо показалось.

- Черкасов, - опять раздается веселый голос императора, - отчего тебе везде чудятся засады и враги... Вот послушай ... я тебе сейчас что-нибудь прочитаю, для поднятия настроения, - слышится шелест бумаги, - Вот! Хотя бы это! Черкасов, специально для тебя господин Шекспир.

Старательно читает:

Я знаю, что грешна моя любовь,
Но ты в двойном предательстве виновна,
Забыв обет супружеский и вновь
Нарушив клятву верности любовной.

У Лугина случается приступ кашля... государь не обращая внимания -

Но есть ли у меня на то права,
Чтоб упрекнуть тебя в двойной измене?
Признаться, сам я совершил не два,
А целых двадцать клятвопреступлений.

Игнорировать приступ Лугина уже просто невозможно и Александр отвлекается, мельком взглянув в почерневшее лицо Петра он прочищает горло, бегло глазами просматривая прочитанное: Гм… пожалуй, Черкасов, ты прав, поэзия быстро утомляет…

- А вот и нет, - слышится из той же кибитки женский грудной голос, - что еще делать по дороге в твою далекую Россию, только читать!, - опять шелест, - хотя бы это:

Юлия с выражением зачитывает:

Будь проклята душа, что истерзала
Меня и друга прихотью измен.
Терзать меня тебе казалось мало, -

Мишель видимо знающий продолжение просто сгибается под тяжестью очередного приступа, -

Мой лучший друг захвачен в тот же плен, -

Варвара Петровна до этого с интересом слушавшая, мгновенно исчезает в своей кибитке. Но хорошо поставленный голос Юлии достигает ее и там:

Жестокая, меня недобрым глазом
Ты навсегда лишила трех сердец:
Теряя волю, я утратил разом
Тебя, себя и друга наконец.

Теперь уже Толстой привстает на стременах, оглядывая окрестности подозрительно недобрым взглядом: Ты прав Черкасов, там все-таки кто-то есть.

- Где? - Лугин реагирует на удивление скоро. Они оживленно начинают обсуждать ту тень, которая мелькнула за дальним сугробом.

Черкасов с каменным выражением лица смотрит прямо перед собой.

Из первой кибитки опять доносится шелест бумаг и возмущенный возглас Юлии, тут же впрочем оборвавшийся. Из второй Варя на удивление громко поет колыбельную песню.

Черкасов возводит глаза к небу и продолжает мрачно безмолвствовать.

Некоторое время все едут молча, за исключением Варвары Петровны, которая все же своим пением разбудила маленького Петрушу и теперь пытается его снова укачать.


На первой утренней стоянке, выбравшись из своей кибитки, первым прерывает затянувшееся молчание император:

- Друзья мои, как же изумительно вот так, без всяких затей путешествовать по собственной стране, - он распрямляет затекшие плечи, продолжает, - запросто общаться со своим народом.

Мишель, отвернувшись, сквозь зубы:

- И это говорит российский император, право жаль...

- Что ты так и не подпалил его там, у тамплиеров? - деланно равнодушно спрашивает Черкасов, рассматривая уже не окрестные красоты, а семейство Монго-Столыпиных в полном составе и на всех парусах приближающееся к ним.

- Петр Иванович, - жизнерадостно начинает говорить на ходу Роман Евгеньевич, поудобнее перехватывая сверток с дочерью, - опять Вы отчего-то хмуры, полноте, полноте… Я тоже было время считал, что все в этом мире потеряно, однако…, - он бросает взгляд на своих дам, Ольга Николаевна, вцепившись в руку мужа с блаженной улыбкой пальчиками крутит пуговицу на рукаве сюртука супруга, Анечка занималась тем же с другой рукой.

- Однако, вот я снова счастлив, и вам того же желаю!

Черкасов дергается, но его тут же за плечо предусмотрительно хватает Лугин, исподлобья бросая предупреждающие взгляды на князя, тот не замечая продолжает обращаясь уже ко всем:

- Знаете, господа, Ольга Николаевна оказалась очень шить любит, представьте себе, она перешила пуговицы на всех моих сюртуках! Чтобы больше не отрывались, ну разве это не восхитительно. Он с нежностью целует жену в белокурую макушку. Черкасов напряженно отворачивается.

Хлоп, и пуговица, которую крутили пальчики госпожи Монго-Столыпиной оказывается у нее в ладони, она, с непонятным выражением лица разглядывает ее.

Ольга: Пропустила...

- Пустое, дорогая, пуговица это знаешь ли сущая безделица, что от того есть она или нет.

И поворачиваясь к Черкасову нравоучительным благостным тоном замечает:

- Когда-нибудь у вас Петр Иванович, будет такая же жена и тогда вы меня поймете!

Петр опять дергается и за другое плечо его ухватывает уже Толстой, рассматривающий Романа Евгеньевича без явного удовольствия.

Семейство Монго-Столыпиных отчаливает, в это время Аня все-таки отрывает вторую пуговицу от папиного рукава и победно зажимает ее в ладошке.

Из кибитки Варвары Петровны донесется восхищенный голос: - Какой благородный человек и все ради Оленьки.

Петр: Гррр...

Лугин и Толстой быстро отпускают его и как ни в чем не бывало начинают бросать томные взгляды в сторону повозки барышни Ланской.

- Черкасов, - император в упор смотря на своего подданного, - я надеюсь, что вы все же обойдетесь без дуэли, и ты и Монго-Столыпин мне еще пригодитесь.. живыми, Черкасов!

Варвара Петровна все тем же восхищенным голосом:

-Вот это - человек будущего.

Черкасов про себя начинает считать до ста.

И на этой радостной ноте все разбредаются по своим делам, чтобы через десять минут собраться снова и продолжить свое очень долгое путешествие в Петербург.